Застывший взгляд. Красивые краски,
Придающее что-то живое.
Что-то настоящее, только с опаской.
Что-то красивое, что-то такое...
Стандартные черты, но что-то ещё.
Видно новое, но необычно
Является главным всего полотна,
Но не понятно, не ясно, что точно.
Посмотришь, так вроде обычный портрет.
Вглядишься, так, словно пугает.
Тянет к себе и тихо зовёт,
Шепча что-то тихо, ещё напевает.
Каждый подходит и смотрит, как хочет.
Отчётливо видно каждую тень.
То кажется, что порой он хохочет,
А то виден в глазах его злой, чёрный гнев.
Он висит на виду, предлагая печали
Особую пылкость, что режет сердца.
Наблюдая всё то, что происходит
Перед ним, он порой закрывает глаза.
Ненавидит людей, что судачат о вкусах.
Он знает все вкусы, словно знаток.
Он давно перестал о творчестве слушать.
Он просто устал. Устал и замолк.
26.02,2004 (23:00)
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Возвращение - Волкова Ирина Есть за плечами горький опыт церковного бунта. Так стыдно за то, как мы вели себя. И так хорошо, что всё изменилось. Смирение - самая большая драгоценность.
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
